Месть еврея - Страница 101

101

Вельден вздрогнул, и лицо его покрылось бледностью. Он вспомнил ту ночь, когда, наклонившись над бедной матерью и убаюкивая ее притворной любовью, выждал удобного момента влить ей усыпительные капли, чтобы, пользуясь ее сном, похитить ребенка.

– Что с тобой, Гуго? Я не хотела делать тебе упрека, вызывая это воспоминание, – прошептала Руфь, и руки ее, лежавшие сверх одеяла, лихорадочно дрожали.

– Бедная женщина! Я принес тебя в жертву своему эгоизму! Прости и молись за меня в том мире, когда просветленным духовным твоим взорам откроются мои поступки, и ты поймешь, как виноват я перед тобой!

– Всегда, всегда я буду молить за тебя Бога. А теперь, Гуго, моя последняя к тебе просьба, которую я давно не решалась высказать. Поцелуй меня перед смертью. Мне кажется, что твой поцелуй смоет с меня пятно позора и запечатлеет наше примирение.

Со слезами на глазах наклонился он к ней и нежно прижал свои губы к устам умирающей. С неожиданной силой Руфь поднялась и обвила руками шею мужа, ее большие черные глаза блестели лучезарной радостью, а щеки покрылись румянцем, и на минуту придали ей блеск прежней красоты. Но вдруг ее тело дрогнуло, руки распались, легкий вздох приподнял ее грудь и затем голова безжизненно запрокинулась. Руфи не стало.

Холодная дрожь охватила Гуго. Он опустил тело на постель, вложил в руки крест, поцеловал усопшую в лоб и вышел из комнаты. Сделав необходимые распоряжения, он отправился к себе в кабинет. Он был подавлен, разбит, и чувство пустоты и страшного одиночества щемило сердце. В течение этих месяцев постоянных забот он привык к Руфи, привязался к умирающей женщине, которую не удостаивал взглядом прежде, когда она жила с ним, исполненная любви и цветущего здоровья.

– Ах, – шептал он, сжимая руками свой пылающий лоб, – зачем было презирать положение, в которое меня поставила судьба, и жаждать гордой женщины, от которой меня отделяла пропасть предрассудков?.. Покой, счастье, даже собственного сына – я все оттолкнул от себя и остался одиноким с чужими детьми, из которых один непременно проклянет меня когда-нибудь…

В день погребения, совершавшегося очень скромно, посыльный принес от неизвестного великолепную гирлянду роз. Гуго догадался, кто прислал этот безмолвный прощальный привет усопшей страдалице, безвременной жертве несчастных обстоятельств и жестокости мужа. С горькой скорбью возложил он цветы на ее гроб…

Глава 7

Прежде чем продолжить свой рассказ, бросим взгляд назад и сообщим о судьбе двух второстепенных лиц: Стефана, бывшего камердинера банкира, и Марты, прежней камеристки княгини Орохай.

Получив крупную сумму денег за свое предательство, они уехали в Вену, где обвенчались, а оттуда в портовый город. Там сели на корабль, отправляющийся в Новый Свет. Они были вполне счастливы, а обладание неожиданным богатством заглушило в них угрызения совести. Перед ними развертывалось счастливое будущее, которое обещало стать еще более блестящим, так как пробуждалась алчность.

Стефан уже не довольствовался тем, что он имел. Он мечтал сделаться миллионером, как Самуил Мейер, и во время переезда через океан выкладывал жене спекулятивные соображения, которые должны были в несколько лет увеличить их состояние раз в сто. Поглощенные такого рода проектами, прибыли они в Нью-Йорк и стали разыскивать Христофора Бехтеля – дядю Марты с материнской стороны, чтобы посоветоваться с ним как лучше устроиться и спекулировать в Новом Свете.

К крайнему неудовольствию они узнали от одного пивовара, друга и приятеля Христофора, что тот уже шесть лет как уехал в южную провинцию, где тогда открыли земли с золотой рудой. Увлеченный перспективой быстрой наживы, Бехтель ликвидировал свои дела и уехал в Монтану. В письме своем к пивовару он сообщил, что купил участок земли и имел полную надежду на успех. Хотя со времени этих известий прошло около четырех лет, но мысль приобрести золотой рудник крепко засела в голове Стефана. Надо было только узнать, жив ли дядя Христофор и согласится ли он содействовать ему советами и своей опытностью для приобретения выгодного участка. И он, не мешкая, написал дяде письмо, в котором откровенно говорил о размере своего состояния, о желании искать золото и о намерении, если дядя это одобряет, поселиться с женой близ него. Ответ не замедлил, и дядя Христофор одобрил план своего нового племянника. Он сообщил, что у него самого обширный участок земли и множество данных указывает, что в нем должно быть золото, но что средства не позволяют ему продолжать раскопки. В настоящую минуту он, расстроенный смертью жены и бездетный, оставил пока работы и открыл гостиницу, где живет с Андреем Шмитом, племянником своей покойной жены, который помогает ему в занятиях.

Христофор Бехтель был счастлив увидеть кого-нибудь из родных и предложил Марте с мужем следующее: он уступал им свой золотоносный участок за умеренную цену, оставляя себе лишь десятую долю доходов с приисков: «Это не много, я полагаю, – писал он, – я думаю… что вы не пожалеете предоставить вашему старому родственнику эту долю из миллионов, которые получите. Зато Андрей и я будем работать вместе и не возьмем чужих рабочих, что всегда опасно». Это письмо положило конец последним колебаниям Стефана. Ему уже мерещились обещанные миллионы, он представлял себя вернувшимся в Пешт богаче своего бывшего господина и горел нетерпением приступить к делу.

Запасаясь всем, что им могло понадобиться на новом месте, они отправились в путь, и радушно были встречены дядей Христофором. Бехтель продал гостиницу, поселился с племянником и молодой четой в доме, который выстроил на участке, скрывавшем в своих недрах золото, обладание которым обеспечивало все наслаждения земные. Бехтель был хоть и жадный человек, но трудолюбивый простак. Старик вполне подчинялся Андрею, малому лет двадцати пяти, лукавому, скрытному, алчному и энергичному. Одаренный приятной наружностью, атлетической силой и мягкостью в обращении, Андрей казался очень удобным и безобидным сожителем. Красивая, с щегольским пошибом, как и подобает камеристке большого дома, Марта произвела глубокое и опасное впечатление на сердце молодого геркулеса, давно лишенного подобного женского общества. Со свойственным ему лукавством, Андрей скрывал свои чувства, держался как преданный родственник и мало-помалу вошел в доверие.

101