Месть еврея - Страница 25

– Рауль, ты говоришь неясности! – перебила его пораженная княгиня, но взглянув на бледное, изменившееся лицо графа, убедилась, что сын ее коснулся свежей раны.

– Друг мой, я бы мог обидеться этим странным приемом, требовать отчет в моих действиях, – сказал граф, овладев собой, – но ваше душевное состояние служит вам извинением. С прискорбием я должен вам подтвердить, что вот уже два месяца как Валерия – невеста банкира Мейера. По весьма уважительным причинам, данное обещание не может быть нарушено, несмотря на отвращение, которое этот брак мне внушает.

С глухим стоном вырвался Рауль из рук матери, которая силилась его удержать, и убежал из сада.

– И вы молчали до сих пор о таком важном деле, граф? – проговорила княгиня, опускаясь в изнеможении на диван. – А между тем нам нужно найти средства выйти из этого критического положения.

– Да, княгиня, если бы такое средство существовало, я бы, конечно, воспользовался им прежде, чем решиться выдать графиню Маркош за крещеного еврея; но, мне кажется, теперь не время толковать о столь запутанном деле.

– Вы правы, друг мой, мы поговорим с вами об этом завтра утром, а теперь пойдемте поглядим, что делает Рауль. В возбужденном состоянии он способен на какое-нибудь безумие.

Несмотря на слабость в ногах, она снова взяла под руку графа, и они вместе обошли все залы, галереи и террасы, но Рауля нигде не было.

Видя, что его спутница еле держится на ногах и может каждую минуту упасть в обморок, граф подвел ее к креслу.

– Успокойтесь, дорогая княгиня, и не бойтесь. Юная любовь пылка, но быстро проходит, как летняя гроза. Я позову Рудольфа, он мигом найдет огорченного князя, который, вероятно, плачет и мечтает где-нибудь за кустом.

Рудольф был найден и послан на розыски.

– Найди, дорогой, этого полоумного и вразуми, – сказал старый граф. – Убеди его вернуться к гостям, а то его мать мучается беспокойством.

Молодой граф немедленно отправился и, не найдя его в замке, прошел в сад, где в эту минуту никого не было, хотя все аллеи были освещены; но и там Рауля не оказалось. Встревоженный Рудольф направился в конец парка к озеру; там, на искусственном островке возвышался маленький, ярко освещенный павильон. У берега одна из гондол была отвязана и виднелась теперь у подножия лестницы, ведущей в павильон. Рудольф вскочил в гондолу и быстро переплыл к острову. Но и в павильоне никого не было. Он обошел окружавший павильон садик. Там находился грот, в глубине которого мраморная нимфа держала в руке зажженный фонарь, и пламя его отражалось в струях фонтана, каскадом ниспадавшего в озеро. Полоса света, тянувшаяся из грота и озарявшая бледным светом деревья и берег, дала возможность Рудольфу рассмотреть какую-то темную фигуру на траве, в двух шагах от воды. Наклонясь, он увидел, что это был князь, который, закрыв голову руками, ничего не видел и не слышал.

– Рауль, приди в себя и будь мужчиной, – говорил ему Рудольф, толкая его и почти силой поднимая на ноги. – Как можно лежать на сырой траве, ведь ты же простудишься; твое исчезновение будет неизбежно замечено, что подумают гости? Успокойся, мой бедный друг, – присовокупил он, увидев изменившееся лицо князя. – Как каждый мужчина, ты должен уметь примириться с неизбежным; не теряй же мужества и подумай о своей бедной матери. Жизнь полна таких неожиданных случайностей, что не следует падать духом. Судьба устроит твое счастье.

Эти слова, казалось, подействовали на Рауля; он оправил свой туалет и пригладил волосы.

– Ты прав, – сказал он спокойным голосом. – Нет надобности, чтобы все знали о моем полнейшем поражении. Пойдем.

Они молча вернулись в замок, но проходя зал, где находился буфет с прохладительными напитками, Рауль спросил бокал замороженного шампанского и выпил его залпом.

– Что ты делаешь? – сказал Рудольф, вырывая у него из рук бокал, который он хотел наполнить снова. – Ты так разгорячен, а пьешь ледяное вино.

Ничего не отвечая, Рауль пошел дальше. Когда он вошел в танцевальный зал, им овладело лихорадочное оживление. Никогда, быть может, он не был веселее, блестяще и с увлечением принимал участие в танцах. Чтобы заглушить внутренний огонь, пожиравший его, он глотал мороженое порцию за порцией и пил вино со льдом. К Валерии он не подходил и за ужином сел на противоположном конце стола.

– Он дивно красив, – говорила себе Валерия, глядя на лихорадочно горевшее лицо князя и сравнивая его со своим женихом, – но все же в его глазах нет такого огня, который покоряет, лаская, нет энергии, составляющей главную красоту мужчины. Нет, нет, Самуил, я остаюсь тебе верна! Пусть они презирают меня, эти гордые аристократы, ты один дашь мне счастье!

Когда на другой день Рудольф вошел к себе в уборную, то, к величайшему удивлению, увидел там старого камердинера Рауля. Слуга, взволнованный и бледный, по-видимому, ожидал его с нетерпением…

– Простите меня, граф, что я беспокою вас в такую пору, – сказал он почтительно, – но мне кажется, что князь Рауль очень болен. Вчера, ложась спать, он был чрезвычайно разгорячен, приказал открыть все окна, и выпил в четверть часа целый графин холодной воды. Боясь, что князь заболеет, я не ложился спать и видел, что он всю ночь метался в постели, а к утру у него сделался сильный озноб, и я укрыл его одеялом. Теперь у него опять жар, и мне кажется, что он меня не узнает. Конечно, я могу ошибиться и потому пришел просить ваше сиятельство пожаловать взглянуть на положение князя. Может, надо будет доложить княгине.

Встревоженный Рудольф оделся наскоро и поспешил в комнату Рауля. Тот лежал с воспаленным лицом, полуоткрытыми глазами, бессознательным взглядом и тяжело дышал. Рудольф приложил руку и пощупал пульс.