Месть еврея - Страница 60

– Голосом и фигурой эта дама похожа на жену патрона. Гм! Надо проследить за ней. Мне уже давно казалось, что она выезжает слишком часто.

С этого дня установилось тайное строгое наблюдение за молодой женщиной. С хитростью и терпением, характерными для еврейской настойчивости, следил Леви за Руфью и узнал, что она открыто оставляла свой экипаж у какого-нибудь пассажа или проходного магазина и, выйдя из магазина в проходную улицу, садилась в чужую карету и уезжала в таинственный, уединенный дом, где оставалась, когда час, когда два. Случай помог Леви разузнать дело и усилил его рвение. Однажды он пошел в театр взять билет для жены и дочери, а так как у кассы была непроходимая толпа, то Леви стал к стене, ожидая момента, когда можно будет протиснуться. Бросив вокруг себя пытливый взгляд, он заметил молодого человека, сопровождавшего Руфь в ее таинственных поездках и который в эту минуту тихо говорил с офицером, стоявшим спиной к Леви. Весьма заинтригованный, он приблизился и уловил слова: «Скажите Джемме…» Но его удивление достигло крайнего предела, когда в офицере он узнал князя Орохая, человека, которого он смертельно ненавидел со дня смерти своего маленького Боруха, так как считал его виновником гибели несчастного ребенка.

Подстрекаемый чувством мести и надеждой возбудить гнев Самуила против проклятого гоя, Леви усилил свое рвение. Вскоре все нити интриги были у него в руках, и он с лихорадочным нетерпением ожидал возвращения банкира. Но прошел еще месяц, а Самуил все не ехал, и мстительный старик стал бояться, чтобы увлечение князя не охладело, что лишило бы его возможности мстить за неимением доказательств. Известие, принесенное Лизхен в людскую, что баронесса беременна, заставило его решиться, и он уехал в Париж.

Самуил занимал в одном из лучших отелей великолепную квартиру, где принимал избранное общество финансистов и посетителей, продолжая откладывать неприятный для него момент своего возвращения. В этой обстановке, вдали от тягостного стеснения, которое он ощущал у себя в доме, ему легче дышалось. Одно, что побуждало его вернуться, хотя в это трудно было поверить, был ребенок, в жилах которого не было ни капли его крови, с чертами лица его соперника, ребенок, которого он любил страстно. В этом чувстве была доля горечи и ревности, так что подчас ему тяжело было видеть, когда Руфь ласкала мальчика.

Однажды, после обеда, куря сигару, он читал у открытого окна, когда камердинер доложил ему, что управляющий его делами безотлагательно просит позволения с ним повидаться. Встревоженный и удивленный, Самуил приказал его впустить.

– Что заставило вас приехать, Леви? Не случилось ли что-нибудь с ребенком или не произошел ли какой-нибудь переворот в делах?

– Нет, барон, все обстоит благополучно, но моя верность, мой долг в отношении такого патрона, как вы, заставили меня приехать, чтобы сказать вам… что… словом, довести до вашего сведения, – он остановился в нерешительности, не зная, с какого конца начать свой донос.

– Что за предисловие? Пожалуйста, Леви, перестаньте мяться и говорите в чем дело?

– Дело в том, что вам изменяют… и моя совесть не позволяет мне молчать долее, – проговорил решительным тоном управляющий.

– Кто же мне изменяет? Взвесили ли вы последствия подобного обвинения, – сурово произнес Самуил, бледнея.

– Доказательства всего, что я говорю, у меня в руках, иначе я бы не приехал, – ответил сверкая глазами Леви. – Ваша жена изменяет вам. Она в связи с князем Орохаем, которого тайно посещает в уединенном доме, а в довершение всего – она беременна!

Самуил вскочил с кресла, страшно побледнев.

– О, это превосходит все! – прошептал он, стиснув руки. – Доказательства, Леви, доказательства. Говорите, неужели этот негодяй осмелился входить в мой дом?

– Нет. Все ведется очень скрытно, и я имею основания думать, что князь не знает настоящего имени своей любовницы. Но позвольте передать вам все по порядку.

И Леви в коротких словах, но ничего не пропуская, рассказал все.

– И теперь, господин барон, вы можете, если хотите, поймать их на месте преступления. Я знаю дом, где они имеют свидания, и отвезу вас туда, лишь бы только не было известно, что вы возвратились. О, надо быть очень осторожным. Братья Петесу, которые оберегают забавы князя, преступные канальи, я расспрашивал кучера и узнал, что баронесса слывет итальянкой под именем Джемма.

Облокотясь на стол и опустив голову на руки, молча слушал Самуил и страшным усилием воли сохранял нужное спокойствие. Когда старый Леви кончил, он медленно выпрямился, и лишь его смертельная бледность могла указать, какая в нем бушевала буря.

– Благодарю вас! Я не премину доказать вам мою признательность. Я решил ехать с первым же поездом, а вы отправляйтесь со мной и отвезете меня в таинственный дом, как только улучите благоприятный момент. Жена моя не должна иметь ни малейшего подозрения, так как вчера я писал ей, что возвращусь десятого июня, теперь же только восемнадцатое мая. Понятно, что приехав в Пешт, я предварительно не стану показываться. Затем и вас я больше не задерживаю. Мы встретимся на вокзале; позаботьтесь о билетах и займите купе.

Когда управляющий ушел, Самуил позвал своего камердинера и велел ему сложить необходимые вещи в дорожную сумку, сказал, что уезжает через несколько часов один, камердинер же должен был оставаться в Париже, чтобы уплатить по счетам, уложить остальные вещи и следовать за своим господином через двадцать четыре часа. Кроме того банкир велел ему ехать с вещами прямо в загородную виллу и оставаться там до нового приказания.